Торжества по случаю 70-летия форсирования союзниками Ла-Манша и открытия Второго фронта могут стать поводом для первых личных контактов между руководителями России и Запада со времени начала украинского кризиса. Если Владимир Путин поедет во Францию в начале июня, к его словам будет приковано внимание всего мира.
Резкое обострение отношений России с Западом, вызванное украинским кризисом, привело практически к замораживанию встреч на высшем уровне. Хотя за последние месяцы лидеры провели между собой множество телефонных переговоров – больше, чем за все время их нахождения у власти, – личные встречи не проходили уже восемь месяцев.
В последний раз Владимир Путин общался с руководителями западных стран в начале сентября в Петербурге, на саммите «двадцатки». С тех пор состоялась только январская встреча Россия – ЕС, но на ней Путин встречался не с главами государств, а с руководителями Евросоюза Ромпеем и Баррозу. Лидеры западных стран (за исключением японского премьера) не приехали на открытие сочинской Олимпиады в феврале, а саммит «восьмерки», который должен был пройти в Сочи 4–5 июня, отменен странами Запада в знак протеста против присоединения Крыма к России. Но в начале июня, 5–6 числа, пройдут торжества по случаю 70-летия высадки союзников в Нормандии – и эта церемония может стать поводом для переговоров стран Запада и России. До ноябрьского саммита «двадцатки» в Австралии больше подобных общих площадок для США, ЕС и России не предвидится. Нужно ли Владимиру Путину ехать во Францию – и о чем он будет говорить с европейцами и Обамой?
Приглашение на торжества было отправлено в Москву уже давно, а в конце марта президент Франции Олланд подтвердил, что оно остается в силе, отметив, что «Россия была солидарна с Францией во время борьбы с нацистской угрозой». В Кремле сейчас рассматривается возможность поездки, и в том числе проведение в ходе нее ряда двусторонних встреч, но, по словам пресс-секретаря президента Пескова, окончательное решение пока не принято.
Понятно, что Владимир Путин определится с поездкой в ближайшее время и, скорее всего, не станет отказываться от участия в торжествах. Потому что в любом случае для России это станет хорошим поводом продемонстрировать, что, несмотря ни на какие угрозы блокады, мы не хотим начинать глобальную конфронтацию и по-прежнему ценим те моменты в прошлом, когда нам удавалось объединить свои усилия, пусть и в борьбе с общим врагом. Никакого унижения национального достоинства России в такой поездке нет (если, конечно, на Западе к этому времени русофобия не перейдет от слов к делу – например, к атакам на наши посольства и прочим откровенно враждебным действиям). Наоборот, Путин сможет напомнить не только о том, кто спас тогда Европу от нацизма, но и о том, что сегодня в Европе есть лишь один военный блок (и одна иностранная армия – американская), и его неофициальная, но вполне четкая антироссийская направленность вызывает естественное беспокойство России.
Вообще Нормандия очень хорошо подходит для разговора о «российской угрозе», напугав которой европейские народы, англосаксонские силы снова хотят сплотить их вокруг собственного глобального проекта. Англосаксонские пропагандисты изображают Россию как нацистскую Германию, а Путина подают как нового Гитлера. Но чем в реальности опасна для Европы Россия? Мы угрожаем Европе тем, что не даем устроить антироссийский плацдарм из Украины, исторической части большой России? Или Россия дважды за последние двести лет оказывалась атакованной армиями «единой Европы» – сначала под французским, а потом под немецким командованием? Россия предлагает Европе мир и сотрудничество – ожидая в ответ лишь одного: увидеть в ней ответственного и самостоятельного субъекта, отстаивающего собственные, а не заокеанские интересы. Торжества пройдут уже после выборов в Европарламент, на которых евроскептики и правые партии получат очень много голосов – и это станет хорошим фоном для выступления Путина, которого многие европейские традиционалисты воспринимают как лидера сопротивления американскому порядку и либеральной гегемонии.
Конечно, торжества в Нормандии будут восприниматься в первую очередь через призму украинских событий. И разговаривать между собой собравшиеся лидеры будут на украинскую тему – но ведь говорить о ней имеет смысл лишь с Путиным.
Сейчас невозможно предсказать, что будет происходить к этому моменту на Украине. Переговоры или полноценная гражданская война? Скорее всего, еще до этого времени Россия и ЕС с США попробуют провести «Женеву-2» с тем, чтобы попытаться остановить разрастание смуты – но шансов, что Киев выполнит какие-либо договоренности, практически нет. До выборов 25 мая никто в украинской власти не возьмет на себя ответственность за то, чтобы сесть за стол переговоров с теми, кого они считают сепаратистами. А после 25 мая усадить за стол переговоров представителей самопровозглашенной к тому времени Новороссии и Украины будет еще сложнее.
В любом случае к началу июня Европа должна будет убедиться в том, какие кровавые плоды принесла февральская киевская «революция», и внутренне смириться с тем, что Россия, лучше нее понимающая как проблемы Украины, так и способы их решения, будет играть главную роль в умиротворении незалежной. Захочет ли к тому времени Запад насильно усадить за стол переговоров Киев – дав ему понять, что никакого другого выхода у него нет? Или будет и дальше обещать поддержку, продлевая тем самым агонию нынешней киевской власти и фактически работая на разрастание смуты вглубь и вширь? Захочет ли Европа сыграть самостоятельную роль в урегулировании кризиса, или так и будет в принципиальных моментах поддерживать США, наблюдая за тем, как Вашингтон разыгрывает на Украине антироссийскую и антиевропейскую карту?
Конфронтация России и Запада давно уже вышла за пределы украинского кризиса. Главный вопрос сейчас – готов ли Запад продолжать наращивать давление на Россию, грозить новыми санкциями, или все же хочет сохранить отношения, не собираясь рвать все экономические и политические связи. Развитие событий на Украине даст Западу еще множество поводов ввести против России самые жесткие санкции – если там по-прежнему будут объяснять все происходящее (в том числе и отделение Новороссии) происками Москвы и надеяться сдержать Россию экономическими и политическими мерами.
В этом случае говорить Путину с Меркель, Кэмероном и Обамой будет практически не о чем – если вы хотите разорвать с нами отношения, то это ваш выбор. Мы все равно не отступимся от отстаивания своих интересов на Украине и будем разворачиваться от вас на Восток (тем более что за пару недель до Нормандии Путин будет с визитом в Китае) в ускоренном темпе. Если же вы не собираетесь рвать связи, то мы все равно будем менять мировую конфигурацию сил – потому что мы не доверяем вам и вашему мировому порядку, но будем делать это не так резко и быстро, как при конфронтационном сценарии. При этом США понимают, каким рискам подвергнется уже в ближайшее время их политика по Ирану, Сирии и Афганистану в том случае, если они объявят нам полноценную экономическую войну (а блокада и санкции – это и есть война). И уж тем более – в том случае, если США попробуют надавить на Россию еще в какой-нибудь из точек постсоветского пространства – например, в Закавказье.
Военное, политическое и экономическое противостояние между США и ЕС с одной стороны и Россией с другой очень быстро может вылиться в противостояние по оси Запад – Восток, в которой на сторону последнего встанет и Юг. Пытаясь изолировать Россию, США лишь ускорят процесс распада собственного глобального проекта, усилят намерения большинства крупных держав перестроить мировую систему. Пока что Обама явно колеблется с полномасштабными санкциями против России – более того, ястребы в США уже вовсю попрекают его нежеланием задавить Россию за Украину. И все же экономические санкции со стороны США, скорее всего, будут введены – непонятно, правда, в какой форме их поддержит ЕС. Собственно говоря, главной темой для разговоров Путина во Франции и будет выяснение того, насколько велико расхождение в позициях между ЕС и США по отношению к России.
Личные отношения Путина с нынешними западными лидерами не отличаются особым доверием и откровенностью – и уже тем более они будут напряжены сейчас. Независимо от политических взглядов, Берлускони и Шредер были более свободными и самостоятельными персонажами, чем нынешние руководители стран Евросоюза (про которых Путин недавно сказал, что они даже дома говорят шепотом). С одним из них, новым премьер-министром Италии Ренци, российский президент еще даже не знаком. А с королевой Елизаветой Второй Путин увидится уже в четвертый раз (они будут единственными главами государств, присутствовавшими на подобном же торжестве десять лет назад) – впрочем, именно с ней, обладающей вовсе не церемониальной властью, провести переговоры не получится. А ведь она как раз из тех людей, на отсутствие которых сетовал Путин, полушутя говоря, что после смерти Махатмы Ганди и поговорить не с кем.
И, конечно, для Путина будет очень важна возможность обратиться напрямую к европейцам и американцам – которую он использовал даже в своем крымском послании. Действительно, в такие переломные моменты, как переживаемый нами сейчас, происходит переоценка многих казавшихся накрепко вбитыми в головы людей стереотипов. Даже на фоне громкой кампании против России, идущей сейчас на Западе, слышны голоса тех аналитиков, которые с изумлением отмечают перемены в европейском общественном мнении: все большее число людей не только не верят в русскую опасность, но более того – едва ли не восхищаются Путиным как государственным деятелем, не скрывающим собственные взгляды и отстаивающим национальные интересы своей страны.
А ведь как раз этого не хватает нынешнему поколению западных руководителей – впрочем, сложно отстаивать свою позицию, когда ты находишься под колпаком АНБ, Сити или либеральных СМИ, выполняющих функцию надзирателя в лагере западной демократии. И как отстаивать интересы своей страны, если ты являешься наемным менеджером, работающим на проект глобализации – в рамках сначала континента, а потом и всего человечества. Так что Путин не особенно и шутил, когда сетовал, что после смерти Махатмы Ганди ему и поговорить не с кем.
Говорить с англосаксами о глобальном миропорядке, в котором Россия выступает в качестве полноправного участника, а не объекта манипуляций, всегда лучше в тот момент, когда от Москвы зависит не просто баланс сил в мире, но и выживание англосаксонской элиты – тогда они сразу проявляют гораздо большую договороспособность. Подождем – тем более что нам пока что есть чем заняться на постсоветском пространстве. В конце концов, высадки в Нормандии тоже три года ждали.