Самый оголтелый ястреб-русофоб и смотрящий за Украиной кровавый пастор, дал знаковое интервью украинским СМИ и оно заслуживает внимательного изучения.
Турчинов не скрывает что если бы Янукович оперативно установил в восточных районах свою администрацию после падения Киева, а не сбежал совсем из Украины — то старое государство, скорее всего, разделилось бы по линии Субтельного. Возможно и западнее, в зависимости от того, насколько решительно бы действовала «президентская» сторона, а майданщикам и Западу пришлось бы смириться с разделом Украины.
— Совершенно очевидно, что страна сегодня находится не там, где мы хотели видеть ее в феврале 2014 года или в декабре, когда выходили на Майдан. Вы могли бы назвать главные причины, которые не позволили воплотиться тому, о чем мы все мечтали? Или, может быть, мы мечтали о разном — политики и люди, стоявшие на Майдане?
Безусловно, хочется все и сразу. Это естественное желание ‑ быстро и безболезненно всего достигнуть. Но давайте вспомним о тех задачах, которые ставил перед собой Майдан. Давайте вспомним вторую половину 2013 года, когда Украина загонялась в Российскую империю, как бы она ни называлась — Таможенный союз или как-то по-другому. Можно было по-разному это называть, но марионеточный режим Януковича, приведший страну к финансовому и экономическому кризису, выживавший последние 2 года только за счет финансовой пирамиды — займы, займы, займы, в несколько раз увеличивший внешний долг, в конце 2013-го фактически оптом продал Украину Путину. Чтобы поддерживать агонию режима, Россия стала единственным его спонсором. Майдан поднялся потому, что были перечеркнуты все надежды на европейскую интеграцию, на нормальную жизнь в свободной демократической стране. Вся болтовня в течение года о европейском векторе была для Януковича лишь ширмой для размещения евробондов и получения европейских дешевых кредитов. Ширма упала, и сразу стало видно, куда они будут втягивать Украину. Началось это с Харьковских соглашений, когда продлили пребывание в Крыму российским военно-морским силам, сняв все ограничения на их перемещение и пребывание на полуострове. Осенью 2013 года в Сочи они всё обсудили, обо всем договорились, и оставалось только технически все это оформить. Но продавая страну Путину в Сочи, на традиционно закрытом для прессы бандитском «сходняке», Янукович не учел главного. В Украине, в отличие от России, есть не население, а народ, который не позволит торговать своей свободой и будущим своих детей.
Поэтому одна из главных задач, которую ставила перед собой Революция достоинства, – это не допустить затягивания Украины в Российскую империю. И это был вопрос существования Украины как демократического, независимого государства. Да, через кровь, да, через жестокие испытания, через военные действия, но мы отстояли свою независимость. Мы вырвали страну из липких щупалец имперского спрута, и нет пути назад: мосты сожжены. Поэтому мы выполнили главное требование Майдана.
Со сцены я всегда зачитывал и ставил на голосование Народного вече резолюции Майдана. Напомню их основные требования: отставка силовиков, преступивших закон, отставка президента Януковича и правительства Азарова, восстановление незаконно отмененной демократической Конституции 2004 года, проведение досрочных президентских и парламентских выборов, подписание Договора об ассоциации с ЕС. Все эти требования были выполнены.
Более сложный вопрос, безусловно, построение европейского демократического государства. Этого не было в резолюциях, но все, кто стоял на Майдане, понимали, что именно для этого нам нужна европейская интеграция. Не всё получается так, как этого хотелось. Здесь война вносит очень серьезные коррективы. Но, с другой стороны, и Европа уже другая. И мир, в целом, в глобальном вихре перемен очень быстро и хаотично меняется. При этом, будем честны, — не в самую лучшую сторону. Поэтому, делая выводы, надо учитывать все эти масштабные сложные и динамичные процессы. Но с моей стороны было бы нечестно сказать: мы сделали все, что могли. Номинально, сделано немало, но у нас огромное количество нерешенных проблем и очень много ошибок. Наверное, можно было сделать гораздо больше, но, к сожалению, субъективный фактор никто не отменял..
— Вы могли бы сказать, чем для Вас был Майдан? Вот я сужу по себе лично: работал на госслужбе, был достаточно благополучным человеком, имел квартиру, машину, привычный образ жизни,
— Луганскую прописку…
— Да. Но, тем не менее, когда я увидел эти зверства против Майдана, сознание, восприятие реальности перевернулось. Кроме того, когда-то я написал, что я понял, что Янукович плохо закончит не тогда, когда он начал воровать миллиардами, а когда я увидел, как он выплясывает под Киркорова. Я не воспринимал его режим сугубо эстетически, человечески. И для меня Майдан стал возможностью достижения некого катарсиса как для себя лично, так и для страны. Чем он стал для Вас, для человека, который давно в политике и многое видел изнутри?
Я действительно был не просто в политике, а в эпицентре всех , политических противостояний, которые в нашей стране фатально повторялись. И так получилось, что на первом Майдане я был руководителем исполкома Комитета национального спасения. А во время Революции достоинства фактически возглавлял Штаб национального сопротивления. Все это прошло через меня, поэтому я могу сравнивать Помаранчевый Майдан и Евромайдан, который, в отличие от первого, не был таким веселым и жизнерадостным. С первых дней было понятно, что это закончится кровью. Потому что у власти «семьи» был волчий оскал. Они в своем окружении постоянно говорили, что усвоили урок 2004 года, что будут идти до конца, утопят страну в крови, но не сдадут власть. Желание удержать власть любой ценой не могло не привести к трагедии. Начиная с избиения студентов ночью на 30 ноября 2014-го и заканчивая событиями 18-20 февраля. Поэтому для меня этот Майдан был Рубиконом. Рубиконом, пройдя через который назад возврата не будет, компромисса не будет, какого-то договорняка не будет и простых решений не будет тоже. Для меня это было очевидно, и я думаю, что не только для меня. Для всех это был Рубикон, через который надо было перейти. И главное — что после этих всех событий, назад в «совок» пути уже нет. Костры Майдана сожгли для Украины и украинцев саму возможность такого гнилостного, тихого сползания к старому рабскому стойлу. Не сытная, но зато стабильная еда, все понятно, кто-то за тебя принимает решения, кто-то знает куда надо идти, а задача каждого — хвалить вождей и работать. Майдан взорвал эту сталинско-путинскую формулу, и это было главное его достижение, главное его решение в судьбе нашей страны.
— Вы сказали что режим Януковича изначально был готов пролить кровь. Когда это стало понятно?
— Это стало понятно задолго до Майдана. Я вспоминаю 2010 год, первый год президентства Януковича. Мы традиционно собрались на День Независимости в парке Шевченко. Это была традиция украинских патриотических сил. Тогда мы все оказались в оппозиции к Януковичу. В этот праздничный день мы не планировали радикальных действий, просто было решение пройти от памятника Шевченко до Софии и там провести митинг. Выступления должны были чередоваться с патриотическими песнями — все-таки День Независимости. В этот день я впервые почувствовал себя в оккупированном городе. Весь центр был перекрыт милицией и внутренними войсками, металлические заборы, щиты… Вся Владимирская была заставлена автозаками. Это была демонстрация силы, что всё, ваше время закончилось, закончилась ваша демократия, знайте свое место. Мы смогли тогда пройти от парка метров 300 и нам без объяснения причин преградили дорогу. Началась спровоцированная властью драка, было много пострадавших и задержанных. Тогда мы не смогли прорвать заслон силовиков. Вместо Дня Независимости получили день унижения. И вот этот разгон, эта жесткая реакция на обычный мирный марш в честь Дня Независимости, показал что Конституция и законы для режима Януковича – это пустой звук, они попытаются загнать всех в стойло. С первых дней своего пребывания у власти они пытались навязать формулу: или сотрудничаешь с режимом, или тебя уничтожат. Я начал ходить на допросы в ГПУ, как на работу, за организацию массовых беспорядков и другие выдуманные «преступления».
Для меня это было не новым, я к этому привык еще во времена предшественников Януковича. Но тиски сжимались все сильнее и сильнее. Особенно это ощущалось в 2013 году, когда режим пришел к экономическому банкротству. Стало понятно, что или Янукович полностью подавит оппозицию, на что его постоянно толкал Путин, или режим не устоит. Они могли держаться только за счет жесткого подавления своих оппонентов. Русские понимали, что этот режим, гарантировавший им полный контроль над Украиной, может не устоять даже при их финансовой поддержке. В сентябре 2013 года, когда еще не было даже разговора о массовых выступлениях, о Майдане, они провели в Беларуси совместные военные учения «Запад 2013». Официальный замысел этих учений заключался в том, что в одной соседней стране оппозиция силовым путем при поддержке Запада пытается захватить власть, и по просьбе руководства страны, на основании межгосударственных договоров, для защиты конституционно избранной власти вводятся войска… Это было в сентябре, в стране ничего не предвещало революции, но российские спецслужбы хорошо анализировали ситуацию, понимая, что бутафория с евроинтеграцией в ближайшее время будет закончена, и украинцы могут подняться против этого.
— За несколько месяцев до начала революции? Каким образом? Для чего? Ведь они и так опосредованно контролировали власть в Украине.
— Да, это было за несколько месяцев до, казалось бы, «неожиданного» решения о сворачивании евроинтеграции. Но русские знали, что евроинтеграция для Януковича была лишь дымовой завесой и нужна только для того, чтобы попытаться получить европейские деньги, европейские и МВФовские кредиты. Они знали, что имперская удавка с таможенным и далее с военным союзом уже надежно накинута на шею Украины. Они реально готовились к установлению полного контроля над страной. При этом понимали, что могут быть массовые протесты против этого и готовились подавлять их руками Януковича, а если не получится, то взять под контроль обескровленную страну при помощи военной силы.
— Я правильно Вас понял, что с момента этого разгона в День Независимости в 2010-м, к вам уже тогда пришло понимание, что политического пути разрешения цивилизованных, парадигматических противоречий между демократическими силами и Януковичем нет?
Да. Это уже было понятно. Оппозиция, по их сценарию, должна была сидеть в тюрьме или бежать за границу. Они нагло вели себя в парламенте. Предложения наших фракций даже не включались в повестку. Неготовых к сопротивлению депутатов покупали, или запугивали. Их большинство действовало, как машина, выполняющая любые команды Януковича. Если не было голосов, просто фальсифицировали решение парламента, голосуя «руками».
Мы пытались остановить эту вакханалию блокировкой трибуны. Но та же блокировка в парламенте обычно заканчивалась мордобоем, большинство било меньшинство… Вспомните, как Саламатин стулом разбил голову одному из наших депутатов. Никто не собирался церемониться. Даже в парламенте они показывали, что дискуссия неуместна, все уже решено. Докупив нужное количество депутатов и с коммунистами на подтанцовке, теоретически, они могли протянуть изменение Конституции и через парламент. Но Янукович решил: зачем резину тянуть? И Конституционный суд отменил действующую Конституцию… Незаконное восстановление старой, кучмовской Конституции (конституционный переворот) — это как раз и было демонстративным уничтожением демократических процессов, которые еще теплились в стране. Оставался только один путь – путь противостояний. Противостояния народа и режима. Но люди должны были еще к этому прийти. Когда в 2010 году нас били на Владимирской, когда ломали Конституцию, многим людям было все равно — лишь бы хорошо кормили, ведь им обещали «счастливую жизнь уже сегодня»…
2010 – 2013 были самыми тяжелыми годами для украинской оппозиции. Люди, не получив обещанного после Помаранчевого Майдана, перестали верить политикам, разочаровались, разуверились, что можно что-то изменить. Безверие и апатия были тогда не менее опасны для Украины.
— Давайте поговорим о том, как расстреливали Майдан. Этот вопрос в Украине уже сродни вопросу «кто убил Кеннеди?», несмотря на всю кажущуюся очевидность ответа. Спустя три года этот вопрос продолжает волновать общество. Почему 18 и 20 февраля 2014-го произошло то, что произошло? Ведь до этого тоже были противостояния, были жертвы, но почему режим именно тогда решил стать на путь массовых убийств? И кто по вашим данным или по вашему убеждению был организатором?
Это были события, которые действительно потрясли всю Украину. Они перешли черту и отрезали себе путь к мирной развязке конфликта.
— Я хорошо помню утро 18-го. Казалось бы, ничто не предвещало беды. Хотя, быть может, у вас была своя информация?
— Еще до 18 февраля мы фиксировали раздачу оружия уже не только силовикам, но и банальным бандитам. Помните, они последовательно переходили к террору – похищение людей, избиения и убийства активистов при подходе к Майдану, в районе Софийской площади… Они уже готовы были безо всяких ограничений проливать кровь. Для радикализации их действий была еще одна существенная причина – у них заканчивался запас прочности. За три месяца изнуряющего противостояния мы их полностью вымотали. Силовики больше не могли находиться в таком состоянии. Они понимали, если не будет блицкрига, их система просто развалится.
— Запас прочности — материальный или люди?
— И человеческий, и материальный. С конца ноября в Киев согнали всех лучших силовиков страны – начиная с севастопольского и крымского «Беркута», милиция, внутренние войска, СБУ, спецподразделения и курсанты… Собирали со всей страны, все было брошено против Майдана. Представьте, холодный зимний период (декабрь, январь, февраль) они были вынуждены в нечеловеческих условиях, держать тысячи силовиков на морозе фактически в круглосуточном режиме. Если вы помните, начиная с боев на Грушевского, когда возникла огненная баррикада, жесткое противостояние происходило фактически в непрерывном режиме – днем и ночью. Весь периметр Печерска, всего правительственного квартала, был оцеплен, и в круглосуточном режиме они дежурили на морозе, обороняя занятые позиции. Извините, в туалет ходили под себя. Они загнали себя в тупик, из которого не было выхода. При этом у нас на Майдане все были, как одна семья. Волонтеры, киевляне помогали нам с питанием и теплыми вещами. Жизнь Майдана была четко организована, дежурство чередовалось с отдыхом. Но, главное, в отличие от силовиков, все знали за что они борются.
Среди силовиков одни готовы были убивать, чтобы быстрее все закончилось, другие, особенно во внутренних войсках, где было много срочников, практически детей, хотели, как можно скорее уехать домой. Пацану восемнадцатилетнему дали щит, каску и берцы старого образца и бросили в нечеловеческие условия. Ну, чтобы вы понимали относительно старых берцев, на морозе полчаса постоять, и уже нога примерзает к подошве, а нужно было сутками стоять в огромном напряжении. В результате, силовой блок Януковича не выдерживал такого трехмесячного противостояния, начинал сыпаться. Они это понимали и решили действовать.
Сил МВД и СБУ уже не хватало, и руководство страны приняло решение задействовать армию. Дали команду переодевать десантников в форму внутренних войск и милиции. Кстати, недавно мы похоронили генерала Воробьева, он тогда был командующим сухопутными войсками…
— Который отказался вводить войска…
— Да, он проявил мужество и отказался идти на нарушение закона и использовать войска против своего народа. Поэтому, чтобы легитимизовать использование против Майдана оружия и армии, они решили объявить антитеррористическую операцию. Первый раз АТО против мирных людей хотели проводить еще в январе, а в конце концов, приняли решение о ее проведении 18 февраля. Им нужна была быстрая победа, а для этого нужно было физически уничтожить тех, кто готов был сопротивляться. Было принято решение, что 18 февраля должно было стать последним днем сопротивления. В этот день мы планировали идти к парламенту, чтобы поддержать требования оппозиции голосовать за возвращение Конституции 2004 года. Одна колонна пыталась идти по Грушевского, но это было практически невозможно, потому что за баррикадой вся улица была черной от готовых к бою силовиков. Поэтому основная колонна пошла от Майдана по Институтской вверх. Мы дошли до Мариинского парка и там, в районе пересечения с Шелковичной и в самом Мариинском силовики и вооруженные ими бандиты развязали настоящую бойню. Днем 10 человек в районе Мариинского парка были убиты и более 500 получили ранения. Мирную колонну забрасывали гранатами, обстреливали из помповых ружей боевыми патронами, упавших бандиты и нанятые «титушки» добивали железными прутами. Так 18 февраля по команде Януковича началось проведение антитеррористической операции.
— Это было заседание СНБО или просто совещание?
Формально решение о проведении антитеррористической операции подписывает руководитель СБУ. Они проводили закрытое совещание под руководством Януковича, но протокол не сохранился. Если он был, то его уничтожили, заметая следы. С огромными потерями мы отступили от Мариинского парка на Майдан. При этом пришел ультиматум от силовиков — до 17 часов покинуть Майдан, иначе будет штурм с использованием оружия.
— Кто конкретно выдвигал вам этот ультиматум?
— Этот ультиматум пошел по всем каналам, включая СМИ. После того, как мы отошли на Майдан, я собрал штаб в Доме профсоюзов. Командиры сотен доложили о страшных потерях. У нас тела убитых и раненных лежали на этаже. Майдан был полностью окружен, даже машины скорой помощи не пропускали. Были перекрыты все станции метро в центре города, движения остановлено, общественному транспорту было запрещено приближаться к Майдану. Во многих сотнях самообороны осталось меньше 30 процентов состава. Кто был ранен, кто убит, очень много задержанных, некоторые просто ушли, не выдержав напряжения. Было очевидно, что они уже не остановятся. На заседании штаба многие предлагали отступить к Михайловскому собору и там занять оборону. Высокие стены — легче обороняться. Священники собора всегда нам помогали, начиная с 30 ноября, когда у них нашли защиту избитые студенты. Там всегда оказывали помощь многим нашим раненным и избитым. У нас не было оружия, чтобы оказать сопротивление вооруженным силовикам, и многие понимали, что удержать оборону Майдана практически невозможно. Но отступление с Майдана означало бы поражение революции, перечеркнуло бы все 3 месяца борьбы. У нас не было сил, но нужно было держаться.
«Победа близка как никогда», — сказал я тогда. И эти слова мне при встрече всегда вспоминают те, кто был тогда на этом заседании штаба. «Они так же обессилены, и у них закончились резервы»…
Для меня было очевидно, что настал переломный момент, и если мы удержим Майдан, значит, сможем переломать ситуацию и победить. Штаб поддержал решение «держаться до конца, защищая баррикады Майдана». Время ультиматума истекло, кольцо окружения замкнулось. Начался штурм.
— Если вы хотели требовать восстановления Конституции образца 2004-го, то существовала ли у вас какая-то договоренность внутри парламента? Логика какая-то в этом шествии 18 февраля была?
Теоретически это было возможно. Скажем так, колебаться начали не только силовики, уставшие от этого страшного противостояния, истощающего их силу, волю, энергию, но и депутаты провластного большинства. Они понимали, что дело пахнет кровью, и им придется отвечать. Многие осознавали, что в случае поражения революции, режим перейдет к диктатуре. Бизнесменов из большинства, купивших за деньги свои мандаты, такая перспектива не очень радовала. Но «семья» их загоняла в угол, пытаясь по бандитской схеме повязать всех кровью. Им было страшно, многие из них пытались убедить Банковую пойти на компромиссы.
— То есть, власть очевидно понимала, что, возможно, она утратит свои полномочия законным способом и поэтому была предпринята столь жестокая попытка задушить сопротивление?
Тема Конституции была для Майдана одной из главных. И одним из первых решений после победы Революции было решение о восстановлении Конституции. Но тогда страх парализовал волю и способность думать у многих депутатов большинства. И когда 18-го началась бойня, прямо возле стен парламента, когда из окон здания на Грушевского было видно, как люди лежат в крови и их там добивают в Мариинском парке, это был шок. Многие из большинства начали просить лидеров фракции ПР, того же Ефремова и других, убедить Януковича дать разрешение проголосовать. Янукович и его окружение заняли жесткую позицию. Они считали, что у них хватит сил подавить нас. И ночью 18-го, по их планам, все должно было закончиться.
— У вас действительно не было информации о том, что должно было произойти?
— Мы знали, что готовятся провокации. Мы не могли бездействовать. Майдан требовал действий. Нельзя было просто сидеть и выжидать. Мы рассчитывали, что, когда сто тысяч людей подойдут к парламенту, то у депутатов появится настроение голосовать. Народ, требующий голосования – это серьезный аргумент. Это был шанс для них на бескровное решение проблемы. Но они начали убивать безоружных людей.
Многие депутаты из большинства, когда увидели эту бойню, просто убежали из парламента. Хотя это тоже сложно было сделать — только по подземным ходам. Потому что выйти из парламента без риска для жизни было невозможно. Поэтому многие из большинства просидели, прячась по каким-то кабинетам до вечера, и только вечером разошлись, когда уже началось последнее наступление на Майдан.
Силовики, взяв штурмом все дальние баррикады, захватили Октябрьский дворец и подошли вплотную к Дому профсоюзов, где находился наш штаб. И у нас к вечеру, ко времени истечения ультиматума, оставались под контролем только Дом профсоюзов и окруженная со всех сторон площадь Майдана со сценой.
Многие тогда, честно говоря, понимая, что силовикам дана команда на применение оружия, и что те готовы убивать, покинули Майдан. Но оставшиеся стояли до конца. И я восхищаюсь этими людьми.
Защита была одна – огонь. Все, что горело, мы бросали в огонь, и пламя сдерживало наступление силовиков. Этот огонь они пытались гасить из водометов. Огненное кольцо постоянно сужалось. Уже даже на сцене ощущалось тепло огня. Силовики попытались прорвать оборону несколькими бронетранспортерами, но после того, как один сожгли бутылками с зажигательной смесью, эти попытки прекратились. Майдан начали забрасывать свето-шумовыми гранатами с прикрученными к ним изолентой болтами и гвоздями, обстреливать из помповых ружей…
Со сцены я обратился к защитникам Майдана и попросил всех женщин и людей в возрасте покинуть Майдан. Но никто не ушел: ни женщины, ни старики. Шла прямая трансляция по нескольким каналам, и мы обратились к киевлянам с призывом прорываться на окруженный Майдан, нести шины и все, что может гореть.
Одна из разорвавшихся в воздухе гранат посекла осколком мне лицо. Медики прямо возле сцены остановили кровь, заклеив пластырем лицо, и я продолжил выполнять свои функции. Но мою семью серьезно напугали, так как один из каналов передал, что я погиб.
Как раз начался пожар в Доме профсоюзов, нужно было организовать эвакуацию. В первую очередь выносили раненых, вынесли даже убитых. Обошли все этажи, кроме самого верхнего, где были уже бойцы подразделения «А» СБУ, пробравшиеся туда по крышам соседних зданий. Действовать надо было очень быстро, потому что пожар распространялся по всему зданию с невероятной скоростью. Ну и практически всех удалось вывести. По официальным данным прокуратуры, только два трупа нашли после тушения пожара. Я не исключаю, что это могли быть ранее убитые ребята.
Вначале пожар начался на первом этаже правого крыла Дома профсоюзов. У нас там находился склад теплых вещей. По-видимому, туда залетела граната, и этот склад загорелся. Мы попытались погасить пожар. Я дал команду спустить пожарный брандспойт со второго этажа через окно штаба. Включив воду, начали заливать огонь. Буквально в десяти метрах от нас уже наступали силовики. Нас разделял только огонь горевших шин. Видя, что мы пытаемся потушить пожар, нас забросали гранатами. За мной стоял молодой парень, я его не знал, он помогал нам тушить пожар. Граната попала ему в живот и сразу разорвалась. Кровь и кишки на асфальте…
Мы бросили тушение пожар и помогли нашим медикам оттащить его в безопасное место. Тушить пожар в таких условиях было невозможно — нас бы всех там перебили. Организовав с нашим комендантом Дома профсоюзов Степаном Кубивым эвакуацию, вызвали пожарных. Те сказали, что не могут ничего сделать, так как у них закончился запас воды, потому что всю воду они использовали для тушения БТРов. Так как здание загорелось практически одновременно в разных местах и буквально за короткое время, огонь охватил весь Дом профсоюзов, возникла версия, что это сделали силовики, чтобы уничтожить штаб и главный опорный пункт революции. Вероятно, они надеялись, что штаб сгорит со всеми нами, и это будет уже победа. Сгорела вся штабная документация, запасы теплой одежды и питания. Было не до них. Главное было – спасти людей. Но все равно на верхних этажах несколько человек осталось. Ребята прыгали на растянутый брезент. Несколько девочек, обеспечивающих прямую трансляцию с Майдана, остались в рубке на самом верхнем этаже. Их смогли вытащить только при помощи спецтехники. Кроме 10 человек убитых днем, во время ночной защиты Майдана погибло еще 16 ребят и более двухсот получили ранения, в том числе и пулевые.
Я всегда буду рассказывать о невероятных вещах, происходивших ночью 18-го на Майдане. Горит Дом профсоюзов, сжимается огненное кольцо вокруг сцены. На сцене агитировать некому и незачем – все на баррикадах. Поэтому мы договорились, что священники из разных конфессий будут просто молиться на сцене. И Господь был с нами. Что меня поразило: горит Дом профсоюзов, «Беркут» с торца здания пытается прорваться через горящие остатки баррикад. Мороз, но густой черный дым идет не вверх, а стекая, как водопад, по стене, меняет направление у самой земли и окутывает наступающий на нас “Беркут”. По законам физики это невозможно, но дым идет на них, ничего не видно, они задыхаются…
— Кто был автором плана наступления на Майдан 18 февраля?
В основном Захарченко и Якименко. Была информация, что вместе с ними план отрабатывает и старший сын Януковича, Александр. Но, фактически, вот эта двойка плюс командующий внутренних войск – это те, кто отвечали перед Януковичем за кровавую бойню на Майдане.
— У вас после 18-го были переговоры с Януковичем?
— Нет. В этих переговорах не было никакого смысла. Они не смогли взять Майдан ночью с 18-го на 19, и стало понятно, что это перелом, это наша победа, которая полностью меняет расстановку сил. Они не в состоянии нас победить! Уже на утро начали подъезжать люди из регионов, приходить киевляне. У всех было настроение побеждать. Еще немного усилий, и режим посыплется.
Дом профсоюзов выгорел дотла. Мы приняли решение, что если наша основная база сожжена, значит, теперь весь Крещатик будет местом нашего базирования. Выбрали помещение для пресс-центра, для штаба, для размещения сотен и активистов. Главная улица столицы стала новым периметром Майдана от Украинского дома до Бессарабки. Наши хлопцы зашли и в здание Главпочтамта, но его руководство заявило, что в таких условиях не сможет обеспечивать выплату пенсий. Я попросил покинуть это здание, пенсионеры не должны были пострадать.
19-е прошло в напряжении, но без всяких активных действий с обеих сторон. И они, и мы собирали силы. После того, как столько людей было убито и ранено 18-го, с властью было не о чем говорить. Власть стала вне закона. Приближалась кровавая развязка, произошедшая 20 февраля.
— У Януковича была условная «партия мира»? С которой вы могли бы коммуницировать?
Вы знаете, уже после 20 февраля, в “партию мира” вступили все, кто не убежал из страны. До этого была группа силовиков среднего звена, которые понимали, что кровь будет на них. Ведь первое решение начать «антитеррористическую операцию» было еще в январе. Силовики сами вышли на меня через Арсена Авакова, который у нас в штабе отвечал за разведку действий силового блока. Это было несколько генералов СБУ, МВД. Они попросили меня встретиться с Януковичем и объяснить ему, что если введут АТО, будет много жертв, и что нужно искать какие-то другие пути. Согласовав с лидерами оппозиции, пошел с ним на переговоры и попытался объяснить, что мы не отступим, и если он даст команду стрелять в центре Киева, погибнут тысячи, а он никогда не отмоется от крови. Я видел, что он колеблется, для себя до конца не решив, как действовать. И я пытался на него психологически давить, чтобы он не переступил черту. Тогда это получилось. Но 18 февраля он принял для себя решение и перешел эту черту. Думаю, что к этому приложил усилия и сам Путин, который все время был с ним на связи и толкал к самым радикальным решениям.
— Достоверно никто не знает с кем он там говорил…
— Следствие зафиксировало телефонные соединения Януковича и Путина в то время. Помните допрос Януковича? У него спрашивают: “О чем вы говорили с Путиным?” Но у него память отшибло: тут помню, тут не помню…
— 20 февраля.
— 19-го числа ничто не предвещало трагедии. Я допоздна занимался проблемами Майдана, размещением людей в занятых на Крещатике помещениях, обошел новый периметр наших баррикад… После трех часов ночи поехал домой поспать. Утром, где-то в половине восьмого, мне звонит командир Самообороны Майдана Андрей Парубий: “Александр Валентинович, срочно приезжай, началась стрельба, снайперы стреляют по нашим, а мы не можем определить откуда”. Я быстро собрался – и на Майдан. Шла стрельба, было непонятно кто и откуда стреляет. Это было жуткое ощущение. Ребята пошли в атаку, начали продвигаться по Грушевского и по Институтской. На Майдане хаос, откуда точно стреляют – непонятно. К сцене с разных мест сносят убитых и раненных. Нужна была хоть какая-то координация. Я поднялся на сцену. Было не по себе, такое ощущение, что пуля уже летит прямо в лоб. Надо отдать должное, со мной на сцену поднялся Олег Ляшко — он был в военной каске. А у меня был пластмассовый горнолыжный шлем. От удара милицейской дубинкой он защищал, а от пули – бесполезен. Я снял этот бесполезный шлем и взял микрофон. В первую очередь, обратился к силовикам с призывом прекратить огонь и сдаваться, гарантируя тем, кто сдастся, безопасность. Затем, учитывая агонию власти, объявил о созыве на 15 часов чрезвычайного внеочередного заседания Верховной Рады.
Уже был отбит Октябрьский, и герои Майдана с палками против автоматов продвигались вперед, побеждая смерть… К слову, этому моему выступлению посвящено отдельное место в манипуляционном и лживом докладе, подготовленном и проплаченном беглым окружением Януковича в качестве «альтернативного расследования». Для пущей убедительности этот бредовый документ подписал нанятый ими какой-то канадец. Там говорится, что во время обстрела Майдана Турчинов вылез на сцену. Значит, — написано там, — он знал, что в него стрелять не будут и, следовательно, он руководил стрелками. Вот такая извращенная логика у трусов и подлецов. А я тогда просто не мог прятаться, чтобы переждать опасность. Надо было показать убийцам, что мы их не боимся, что они проиграли.
— А кто дал команду идти в атаку, ведь было понятно, что для многих она станет последней?
— Это был личный героический порыв защитников Майдана. Никто не мог дать команду идти на смерть. Майдан жил уже своей жизнью и больше не нуждался ни в работе штаба, ни в решениях лидеров оппозиции.
Силовики были сломлены и деморализованы. Многие, особенно молодые ребята-срочники из внутренних войск начали разбегаться или сдаваться. Это была победа, принесенная самопожертвованием Героев Небесной Сотни. Но победу нужно было юридически закрепить, и это должен был сделать парламент.
Кровь, пролившаяся в центре Киева, настолько перепугала многих депутатов из бывшего большинства, что мы увидели реальную возможность собрать нужные для принятия решения голоса. Шло постоянное объявление через СМИ о созыве внеочередного заседания ВРУ. Мы посадили аппарат наших фракций на обзвон депутатов. И только ночью нам удалось собрать необходимое количество голосов и проголосовать Постановление, согласно которому запрещалось использовать силу и оружие против мирных граждан, и главное — всем силовикам надлежало отбыть в места своей постоянной дислокации.
Что интересно, Постановление ВРУ еще не было подписано, только проголосовано, а многие командиры, не дожидаясь команды своих начальников, начали выводить из Киева свои подразделения. Кто как мог, кто организованно, а кто просто в панике разбежался. Начался полный распад их властной пирамиды. До бегства Януковича оставалось меньше суток.
— Почему бежал Янукович, ведь лидеры западных стран давали ему гарантии…
— Он потерял полностью контроль над ситуацией, а властная пирамида разваливалась с невероятной скоростью. Тогда, на Майдане, эмоция была настолько высока, что мнение лидеров партий уже никого не интересовало, как, впрочем, и мнение приехавших в Украину министров иностранных дел европейских государств. Люди требовали ответственности силовиков, ответственности Януковича. И он понял, что вариантов нет – за все придется отвечать. Тем более, героем он никогда не был. И когда с 21-го числа началось прощание с погибшими Героями, это выдержать психологически было невозможно. Представьте его, когда он видит по телевизору эти лица и понимает, что это всё горе из-за него, всё на нем… Он собрал свое барахло и убежал.
— Вы говорите, что система рассыпалась на глазах. Как вы планировали удержать власть, государство?
— Когда мы зашли в парламент, весь его аппарат был эвакуирован. Ни одного технического работника. Систему “Рада” некому было включить, все разбежались. То же самое было и в Кабинете Министров, и в Администрации президента. Мы по домам искали технических работников, чтобы запустить систему голосования. Подобная ситуация была во всей власти: министерства, ведомства практически перестали функционировать…
— Вы становитесь фактически главой государства. На вас «падает» вся полнота власти. Какое субъективное ощущение? Вы в принципе этого хотели? Вам это было нужно?
— Я совершенно не планировал для себя такого развития событий. Когда на Майдане руководил штабом, у меня сформировались хорошие отношения со всеми лидерами оппозиции и оппозиционными депутатами, выполнявшими там всевозможные функции и задачи. После 20 февраля в Верховной Раде сложилась очень сложная ситуация. Старое подавляющее большинство развалилось, а огромное количество решений надо было принимать безотлагательно. Когда обсуждали, кого избрать спикером, начались горячие дискуссии. Спикериада могла затянуться надолго. Никто тогда не понимал, что уже началась война, мы просто этого не знали. Я выступил с программой первоочередных действий, сказав, что нельзя терять времени и что готов организовать работу парламента, пока большинство не подберет согласованную кандидатуру. Программу поддержали, а мою кандидатуру без особых дискуссий внесли на голосование. В сложившейся ситуации голосование было безальтернативным. На тот момент в стране другой легитимной власти, кроме аморфного парламента, просто не было. В течение суток надо было сформировать новое большинство и начать восстанавливать власть и порядок в стране.
— Были такие случаи, когда вам отказывались подчиняться?
— Кто отказывался? Некому было отказываться, все разбежались. Представьте, случайные люди ходят по опустевшим помещениям Кабмина и разных министерств. Звонит в мою приемную какой-то младший офицер из МВД и говорит, что люди, возможно с Майдана, зашли в Министерство внутренних дел, а у нас тут никого нет, можно чтобы они компьютеры не выносили и т.д. А у меня парламент некому охранять.
— То есть всю «тщету и эфемерность» власти Вы тогда ощутили?
Парламент остался единственной легитимной властью в стране — всё, другой власти нет. Кабинета Министров нет, силовиков нет, армии, способной защитить страну, — нет, администрации в регионах разбежались.
А на улицах появилось очень много «героев», которых не было на Майдане ни 18, ни 20 февраля. Начались самосуды, захваты административных зданий и офисов, установка всевозможных блокпостов с проведением обысков транспортных средств обычных граждан, которые иногда заканчивались банальными грабежами.
Чтобы захватить неохраняемое здание много ума не надо. Хочу подчеркнуть, что за все время противостояния с режимом Януковича у нас на Майдане не было ни одного случая мародерства или грабежа. Была жесткая дисциплина и ответственность. После победы Революции и бегства Януковича, настоящие герои, те кто не погиб, прошедшие все самые тяжелые испытания, вернулись к своей обычной профессиональной деятельности в школы, больницы, на предприятия… А в Киев за легкой наживой начало стягиваться много асоциальных элементов и групп, размещавшихся в палатках на Крещатике или в захваченных помещениях.
По улицам Киева ходят толпы людей с палками и щитами, среди которых появилось много провокаторов, пытающихся подстрекать к погромам и беспорядкам. При этом нет ни одного милиционера. Они просто все попрятались. Настроение в городе было такое, что если кто-то из работников МВД появлялся в форме, его разоружали и могли реально избить. Этим пользовалась и российская агентура, пытавшаяся подбить наиболее радикальные элементы к захвату парламента. Падение парламента, единственной легитимной власти в стране, привело бы к полному хаосу и безвластию.
В этой ситуации я попросил ребят из Самообороны Майдана обеспечить охрану здания парламента. У них не было оружия, но был непререкаемый авторитет. Они с честью выполнили поставленную задачу.
— Но вы ведь сразу стали не только спикером, но и исполняющим обязанности президента?
— Я стал исполнять обязанности не только президента, но и всего правительства в одном лице.
Правительство Азарова разбежалось, а новое только предстояло создать. При этом в стране уйма проблем, требующих немедленной реакции. Нужно было наводить элементарный порядок. Поэтому парламент, не долго думая, возложил на меня руководство Кабинетом Министров (которого не было в природе), до формирования нового правительства. На казначейском счету «0», а страна должна жить.
— Яценюк говорил о сумме в 135 тысяч гривен, по-моему.
— Ну для страны это «очень большая» сумма. На счету хозяина привокзального киоска, наверняка, — на порядок больше. А это был не просто «0». Добавьте к этому требующий обслуживания астрономический внешний и внутренний долг, накрученный стараниями Януковича-Азарова.
Нужно формировать новое правительство, а его может вносить только президент. Срочно принимать необходимые законы, восстанавливать Конституцию, а их подписывает Президент!
В прямом эфире Янукович жаловался, что я хотел его уничтожить, захватив вертолет, но котором он пытался покинуть страну. Правда заключалась в том, что я действительно пытался его поймать и привезти в Киев. Дело в том, что возник юридический казус: нашим законодательством не предусмотрено, что президент может убежать. Согласно Конституции, он может умереть, может заболеть, сойти с ума, и его могут признают недееспособным, может сам подать в отставку. Но понятия «беглый президент» в Конституции нет.
Поэтому мне было важно поймать и доставить в Киев Януковича. Я бы нашел «аргументы», чтобы убедить его написать заявление о добровольной отставке и затем, отправил бы в Лукьяновское СИЗО, где он бы ожидал справедливого приговора суда за свои преступления.
Была еще одна серьезная опасность. Он мог сесть в любом восточном регионе страны и заявить о переносе туда своей администрации. Это могло бы реально расколоть страну и привести к катастрофическим последствиям. Я смог заблокировать его вылет за пределы страны и заставил посадить вертолет. Но, понятно, что в Донецке, где он приземлился, некому было его задержать. Он с охраной пересел на машины и отправился в Крым. Мы и там пытались его перехватить. Для этого я самолетом отправил в Крым Авакова и Наливайченко, с небольшой группой добровольцев из спецназа. Но они не смогли его выковырять оттуда, так как Янукович спрятался на военно-морской базе РФ, с которой его переправили в Россию.
Ситуация в стране требовала немедленных решений, и парламент, в связи с невыполнением бежавшим в Россию Януковичем президентских функций, поручил мне временно исполнять обязанности президента.
— Когда Вы впервые узнали о том, что на территорию Украины зашли «зеленые человечки»? Я говорю о Крыме.
— Только 27 февраля, хотя активную фазу операции по оккупации Крыма русские начали 20 февраля, о чем красноречиво говорит дата, выгравированная на их медальках.
В этот день у нас в Киеве расстреливали героев Небесной сотни, властная вертикаль с треском разваливалась на куски. Все внимание страны было приковано к Майдану. А в это время русские скрытно перебрасывали в Крым войска, усиливали и без того многочисленную агентуру, заводили казаков, охранные и ветеранские организации для создания отрядов «крымской» гражданской самообороны.
Первые дни после победы Майдана Крым не очень выделялся среди других юго-восточных регионов, где начались масштабные провокации в рамках фээсбэшного проекта «Русская весна». Захваты помещений, перекрытие транспортных коммуникаций, многотысячные митинги с сепаратистскими лозунгами и российскими флагами. Сепаратистский пожар охватил весь юго-восток страны от Одессы до Харькова. Российские спецслужбы, организовавшие и финансировавшие этот шабаш, надеялись на хаос, массовые беспорядки и раскол страны. Силовой блок не работал, информировать о реальных проблемах было некому. Во многих регионах работники милиции и СБУ не только не противодействовали сепаратистским мятежам, но и активно их поддерживали. Многие в госаппарате и в силовых структурах рассчитывали на быстрое возвращение старых хозяев. Они, как и русские, надеялись, что в таких условиях невозможно восстановить властную вертикаль, перезапустить, а фактически воссоздать сектор безопасности и обороны. Поэтому предательство, провокации и саботаж были массовым явлением. В таких условиях началась оккупация Крыма.
— Вы узнали, что Крым захватили русские. Ваши действия?
— Мне доложили, что российским спецназом захвачен парламент и Кабмин Крыма. Это произошло 27 февраля. В этот день мы только планировали приступить к формированию нового правительства.
Я дал команду подразделениям внутренних войск, расположенным в Симферополе, окружить и подготовить штурм захваченных российским спецназом помещений. Внутренние войска смогли провести оцепление зданий, но под давлением собравшегося там большого количества пророссийски настроенных крымчан, не продержавшись и нескольких часов, разошлись. Мне доложили, что в сложившихся условиях они не в состоянии выполнить поставленную задачу.
После захвата парламента и Кабмина Россия перешла к открытой фазе оккупации Крыма. На полуостров военно-транспортными самолетами и кораблями ВМС РФ начали интенсивно перебрасываться лучшие штурмовые подразделения десантных войск и морской пехоты, вооружение и военная техника. Российские войска взяли под контроль стратегические объекты и коммуникации, окружили расположенные в Крыму основные воинские части ВСУ. Ситуация была трагической. Среди военных и силовиков начался массовый переход на сторону агрессора. Для понимания ситуации, не предали свою страну из находившихся в Крыму 13468 солдат и офицеров Вооруженных сил только 3990 (29,6%), из 10936 работников МВД – только 88 человек (0,8%!), из 1870 пограничников в Украину вернулось только 519 (27,7%), из 2240 работников СБУ – только 242 (10,8%), из 527 офицеров и прапорщиков Управления госохраны не предало Украину – только 20 человек (3,8%)!
-А Вы пытались общаться с кем-то из руководства России по поводу того, что их действия незаконны? Я слышал о Вашем напряженном разговоре с главой Госдумы Нарышкиным.
— 28 февраля я сформировал состав СНБО из только что избранных руководителей Кабмина и силового блока и собрал первое заседание. Начало оккупации Крыма и быстрое наращивание мощной группировки российских войск вдоль украинско-российской границы требовало принятия оперативных решений.
Прямо во время этого заседания мне позвонил спикер Российской Госдумы Нарышкин. Он представился и сказал, что Россия считает меня легитимным Главой ВР, но не признает как и.о. президента, так как есть легитимный президент Янукович. Поэтому он, как мой коллега, равный по статусу из руководства РФ готов общаться. Перевожу его вступление на понятный язык: «Путин поручил мне вести с вами переговоры». Потом начал угрожать «по поручению»: «Если будет угроза жизни русским гражданам или жителям Крыма, русская армия нас жестоко накажет… Вы нигде не спрячетесь и т.д…» Что-то вроде этого.
Я ответил, что это Россия начала агрессию против нашей страны, и руководство РФ за свое вероломство будет отвечать… Примерно такой был разговор.
Второй разговор с Нарышкиным произошел ночью первого марта. Прошло достаточно времени, и об этом уже можно рассказать. 1 марта Совет Федерации РФ дает разрешение Путину ввести войска на территорию Украины. Политическим прикрытием для такого решения стало обращение Януковича. Происходит быстрое наращивание восьмидесятитысячной группировки российских войск у нашей границы. Танки, артиллерия, системы залпового огня, штурмовая авиация. Наша разведка докладывает о полной готовности РФ ко вторжению.
По информации Министерства обороны Украины, этому мы могли противопоставить всего две батальонно-тактические группы и еще несколько сводных подразделений общей численностью до 5 тысяч человек, способных хоть как-то выполнять боевые задачи.
Украинская армия на протяжении многих лет системно уничтожалась и в начале 2014 года была фактически небоеспособна. Подразделения были разукомплектованы. Не хватало не только вооружения и отремонтированной техники, но и более элементарных вещей: одежды, обуви, качественного питания (16 гривен на человека, из которых большую половину суммы забирали посредники). По официальным данным на 01.01.2014 в Сухопутных войсках, которые составляют основу боевого потенциала Вооруженных сил Украины, насчитывалось всего 33027 военнослужащих (9247 офицеров, 22118 солдат, сержантов и старшин, 1662 курсанта). В официальных отчетах говорилось, что на 01.01.2014 только около 20% боевых частей готовы к выполнению элементарных задач, 20% — частично готовы и 60% — полностью не готовы. И эти отчеты были еще сильно приукрашены.
Все, что только возможно, в нашей армии было приведено в полную боевую готовность. Начинаем оперативную переброску войск к северной границе и на восток. Особенно уязвимым было Черниговско-Киевское направление. Если русские танки зайдут со стороны Черниговской области, то за полдня могут быть уже в Киеве с Януковичем в обозе. Для мировой общественности у русских готово объяснение: «Обратился президент Украины, и мы помогли восстановить конституционный порядок и законно избранную власть».
Но чтобы развязать себе руки и сосредоточиться на захвате материковой Украины, русским надо было закончить оккупацию Крымского полуострова.
Вечером первого марта ко мне приезжают руководители Минобороны и Генштаба. Говорят, что ГШ РФ передал ультиматум до 24:00 всем украинским военным в Крыму сложить оружие и сдаться, иначе они начинают штурм всех мест дислокации наших в/ч в Крыму.
— Силы не равны, — говорит министр, — они во много раз превосходят нас в численности, вооружении и подготовке, при этом их активно поддерживает значительная часть отравленного российской пропагандой населения Крыма. Нужно на политическом уровне попытаться не допустить захвата наших позиций.
Поручаю связистам соединить меня с Путиным. Но, как и предупреждал Нарышкин, с ним в Кремле не соединяют. Тогда поручаю найти Нарышкина. Соединяют. Пытаюсь говорить, чтобы не было слышно в голосе волнения:
— Мы получили ультиматум вашего генштаба. Передайте Путину, я дал команду в случае штурма вести огонь на поражение. Вся кровь будет на вас, как на агрессорах, и вы для всего мира будете военными преступниками, ответственными за тысячи смертей. Нарышкин пообещал все это передать Путину.
— Вы блефовали?
— В какой-то степени. Я реально понимал, что мою команду выполнят далеко не все. При этом, они хорошо знали наше реальное положение. Но других вариантов у меня не было. Они отменили штурм, и мы получили жизненно важное для нас дополнительное время.
— А что в это время говорили наши союзники?
— Сочувствовали.
— Были «глубоко обеспокоены»?
— Я дал поручение Министерству иностранных дел провести консультацию с нашими партнерами, дававшими нам гарантии безопасности в соответствии с Будапештским меморандумом. Но нам дали ответ, что готовы помогать на дипломатическом уровне путем проведения переговоров и консультаций. При этом очень просили не спровоцировать Россию на введение войск на континентальную территорию Украины. Я объявляю мобилизацию, а мне партнеры говорят, что, мол, я провоцирую русских. А я не провоцировал, я защищал страну, у меня другого пути не было. При этом просил: хотя бы оружие дайте, чтобы нам продержаться, пока мы сможем запустить заводы оборонпрома, отремонтировать технику, обуть, одеть, вооружить армию… Ведь это будет реальный знак для русских о ваших намерениях остановить агрессию. Однако любые поставки вооружения в Украину были заблокированы под тем же предлогом, чтобы не провоцировать русских.
— Как начиналась «русская весна»?
— Российская агентура очень серьезно подготовилась к масштабной дестабилизации нашей страны, воспользовавшись вакуумом власти. Были задействованы региональные организации Компартии, Партии регионов, расплодившихся при Януковиче, как плесень, пророссийских партеек и организаций. Практически одновременно сепаратистский пожар охватил весь юго-восток страны: Харьковскую, Донецкую, Луганскую, Днепропетровскую, Запорожскую, Херсонскую, Николаевскую и Одесскую области.
— В Луганске и Донецке уже российские флаги начали вывешивать.
— Все мятежники работали по одному, подготовленному в Москве сценарию: одинаковые лозунги, аналогичные технологии. Раскачка на многочисленных митингах, призывы не подчиняться Киевской хунте, обращения к России защитить от фашистов, призывы к созданию Харьковской, Запорожской, Одесской, Бессарабской или какой-нибудь другой народной республики, затем захваты (почти беспрепятственные) админзданий (администраций, управлений МВД или СБУ и т.д.).
Нужно было провести стопроцентную замену руководства районных и областных администраций, региональных силовых структур. Назначенцы Януковича или бежали, или активно поддерживали антиукраинские шабаши. Необходимо было назначить людей, способных принимать решения и работать в экстремальных условиях.
Создав дееспособную вертикаль власти, мы начали последовательно подавлять эти мятежи. В одних регионах это прошло быстро и безболезненно, в других – это проходило очень тяжело и драматично (Харьков, Одесса).
Когда сепаратистский пожар осталось потушить только на Донбассе, русские поняли, что проиграли борьбу за Восточную Украину и начали действовать в Донецкой и Луганской областях по крымскому сценарию. Но у нас уже были силы противостоять их военной агрессии. Началась развязанная РФ война на Донбассе.
— Три года назад на заседании СНБО Вы один проголосовали за то, чтобы вводить военное положение и сопротивляться. Остальные Вас не поддержали. Многие политики говорят, что это было срежиссировано. Или это было Ваша искренняя позиция?
— Я не мог по-другому голосовать, хотя понимал аргументы другой стороны. Объявить военное положение и обеспечить военное положение — это несколько разные вещи. В конце февраля — начале марта объективно у нас не было сил и средств для обеспечения военного положения в Крыму. Мы готовились ко вторжению российской армии на материковую Украину. На этот случай Указ о введении военного положения у меня был детально отработан и пролежал в папке на столе все время, пока я исполнял обязанности президента. Тогда, 28 февраля, Совет национальной безопасности и обороны не проголосовал за мое предложение о введении военного положения, но в полном составе поддержал предложенный мной комплекс мер, направленных на экстренное восстановление боеспособности армии, реанимацию силовых структур, подготовку мобилизации и оборонных рубежей на севере и востоке Украины.
Но для всего этого было необходимо время, особенно с учетом полного отсутствия средств на казначейских счетах. Только для подготовки мобилизации Генштабу, с учетом восстановления фактически полностью уничтоженной сети военкоматов, необходимо было два месяца.
Время было необходимо и для реанимации полностью разрушенной системы власти, как в центре, так и на местах, а также для наведения порядка в юго-восточных регионах.
В этом комплексе мероприятий, подписанном мной вместе с Указом о введении в действие решения СНБО, я приказывал оставшимся верным присяге окруженным в Крыму войскам защищать свои позиции в местах расположения (воинские части, аэродромы, корабли…), при необходимости применяя оружие.
Мне нужно было время, чтобы защитить страну. Солдаты и офицеры, не предавшие свою страну, с честью выполнили поставленные перед ними задачи.
Крымский блицкриг российского генштаба провалился. Наши оставшиеся верными присяге солдаты и офицеры (их было менее 4 тысяч) месяц держали оборону своих частей, в полном окружении, практически без связи, сковав во многом превосходящие силы противника, не дав начать второй – основной акт агрессии против Украины. Когда пришло время, они по команде со знаменем частей, оружием и военной техникой вышли из Крыма. Всего из Крыма было выведено вооружения и военной техники больше чем на 1 млрд долларов.
Но главное, благодаря мужеству не предавших страну солдат и офицеров мы разрушили планы Кремля. Они надеялись на хаос и безвластие, на страх и неспособность к сопротивлению, на раскол страны. А мы смогли в кратчайшие сроки восстановить властную вертикаль, не допустить дефолта и профинансировать сектор безопасности и обороны, восстановить боеспособность армии, восстановить силовые структуры, подавить сепаратистские мятежи в большинстве регионов Украины.
В стране уже было кому сопротивляться российской военной агрессии.
— А почему вы не объявили военное положение, когда русские начали войну на Донбассе?
— Когда разгорелась война на Донбассе, я объявил антитеррористическую операцию, а не военное положение, потому что уже началась президентская избирательная кампания.
Скажу честно. Были предложения в связи с агрессией РФ на Донбассе ввести военное положение и продолжать руководить страной неограниченное время. Ведь пока действует военное положение, никакие выборы не проводятся.
Но Украине нужна была легитимная власть, признанная всем миром. Нужно было выбить у России аргументы относительно «законного» президента Януковича. Поэтому необходимо было срочно провести честные, прозрачные, демократические президентские выборы. Выборы, результаты которых будут признаны всем миром.
— Почему вы не выдвинули свою кандидатуру на пост Президента?
— Да у меня столько было дел, такая невероятная нагрузка, что даже думать об этом не было времени. Я и так тогда практически жил в кабинете. Из Киева выезжал только на передовую на фронт во время самых тяжелых моментов противостояния начала войны. Какое еще там выдвижение… Вы шутите? Моя задача была провести президентские выборы честно и прозрачно, чтобы весь мир их признал. Необходимо было организовать полноценный избирательный процесс в сжатые сроки. И это, поверьте, также достаточно сложная задача. Ведь всех за месяц не поменяешь, а саботаж был на всех уровнях. Многие не верили, что нам удастся удержать ситуацию и навести порядок. Они реально ожидали возвращения своих старых хозяев, думая, что русские придут, всех разгонят, Янукович вернется, а мы тут на месте не засветились… Сидели и выжидали, тихо саботировали…
Все это надо было сломать, всех заставить работать. На фоне огромного количества колоссальных проблем, отсутствия ресурсов и кадрового дефицита нужно было укомплектовать созданную в марте Национальную гвардию, запустить работу контрразведки и разведки, реанимировать армию, вооружить, одеть, накормить, научить воевать… А враг не ждал, он наступал. Тогда я обратился к настоящим патриотам с призывом не ждать мобилизационных повесток, а идти в добровольческие батальоны. Началось массовое формирование добробатов. Добровольцы и волонтеры, приняв на себя всю тяжесть войны, дали нам тогда возможность выстоять и подготовить основные силы.
При этом у меня практически не было политической поддержки. У людей был реальный страх войны, их до глубины души доставали проблемы и поражения того времени. Чтобы не провоцировать массовую панику и психоз, я не мог говорить публично о реальном положении дел, о массовом мародерстве, трусости и измене. Я говорил только о мужестве наших воинов и об армии, готовой защитить страну, а весь негатив брал на себя. В то время диванные «генералы», герои интернета и ура-патриоты вместе с российской информационной агентурой предлагали меня повесить на Майдане. И в социальных сетях эту идею активно поддерживали. Тогда возникло безапелляционное клише «сдача Крыма», которое и сейчас мои заклятые «друзья» пытаются активно эксплуатировать.
— В начале интервью Вы сказали, что во время Майдана мы развернулись, изменили вектор движения. До этого нас втягивало в болото российской империи. Как Вы думаете, это окончательный «развод»?
— Если раньше большинство украинцев относились к России с некоторым недоверием, то теперь для нас — это враг, агрессор. Они уничтожили мосты межгосударственных отношений, породили вражду на много поколений вперед.
— Еще один вопрос по поводу откровенных сепаратистов. Почему их так много на свободе? В свое время эти люди с кровавой пеной у рта требовали от Януковича расправиться с Майданом, голосовали за законы 16 января, которые нарушили все фундаментальные гражданские права, поддерживали сепаратистские настроения, движения. Но сегодня они по-прежнему солидные люди, в том числе находящиеся в парламенте.
— Знаете, я с огромным удовольствием согнал бы их всех на один стадион и закрыл бы его на ремонт лет на 20… Но при всех наших проблемах, при всех недостатках, мы все-таки пытаемся строить правовое государство. У нас прокуратура, СБУ просто забиты огромным количеством дел, которые они расследуют, в том числе и по событиям на Майдане, и по событиям, связанным с сепаратистскими мятежами. Плюс у нас еще есть такое понятие как суд. Украинский суд — это отдельная боль. Ну, например, еще в 2014 году, будучи исполняющим обязанности президента, я дал команду закрыть сепаратистские издания. Обратились в суд, в том числе, по поводу закрытия газеты «Вести». Уже 2017 год, а до сих пор идет судебное разбирательство относительно закрытия этой сепаратистской газетенки. Добавьте к этому тему европейской интеграции с огромным количеством требований наших партнеров о введении «демократических стандартов». Наши партнеры не хотят и слушать о каких-то исключениях и особенностях, связанных с необходимостью вести войну и бороться с опасными и жестокими врагами Украины. Безусловно, все это надо учитывать, но при этом ускорять проведение глубокой судебной реформы, и последовательно усиливать сектор безопасности и обороны. Я убежден, что рано или поздно никто от возмездия не уйдет. Сегодня, в основном, в тюрьмах находятся те, кто с оружием в руках, воевал против нашей страны. По остальным…
— …. по «архитекторам» и подстрекателям войны.
— Время придет, и они за все ответят.
— Когда мы закроем наши границы? Когда закончится АТО?
— Последние события на фронте – бои на Светлодарской дуге и в районе Авдеевки – четко показали, что наша армия значительно сильнее этих гибридных российских войск. При сегодняшней расстановке сил нам достаточно месяца, чтобы полностью очистить территорию Донбасса. Но есть один вопрос: в случае начала такой освободительной операции, сколько своих дивизий выставит против нас Россия? В этом главная проблема. Когда рассчитываешь силы и средства для проведения наступательных операций, нужно четко понимать, сколько сил и средств у твоего врага. Мы постоянно отслеживаем их действия: ежедневный завоз техники, оружия, наемников и контрактников. Но у всех этих находящихся на оккупированном Донбассе многочисленных хорошо вооруженных подразделений главная задача – в случае нашего наступления продержаться несколько суток до подхода основных сил российской армии.
Нужно понимать, что мы воюем не с сепаратистами, не с армейскими корпусами этих фейковых «ДНР» и «ЛНР». Против нас ведет войну имеющая огромную армию и ядерное оружие Российская империя.
— И сколько по времени займет, не знаете?
— Очень важно сохранить единство Запада в оценке и в противодействии российской угрозе. Сейчас это очень трудная задача. Но и мы не стоим на месте: метр за метром продвигаясь вперед, освобождая нашу землю. При этом нужно понимать, что у нас существует угроза вторжения не только со стороны оккупированных территорий. У нас огромная граница с РФ, вдоль которой они создают мощные наступательные группировки.
— То есть, в современной парадигме, когда здесь у нас Россия, здесь Европа, которая меняется очень стремительно и не всегда в лучшую сторону, мы обречены вести позиционную войну?
— Мы обречены на победу. К сожалению, это не будет блицкриг. Нужно это понимать. И еще. Сильная армия не возможна без сильной экономики. Поэтому сегодня один из приоритетов — наращивание нашего экономического потенциала, который напрямую связан с оборонным потенциалом. Сильная экономика Украины, а также связанное с этим улучшение стандартов жизни украинцев, — это важнейшие факторы, необходимые для освобождения оккупированных территорий как Донбасса, так и Крыма.
— Может, имеет смысл просто сказать людям, что все это надолго?
— У нас только на предвыборных плакатах все решается быстро и сразу. Наши люди понимают, насколько это сложная, масштабная и длительная задача. Ну, а популистам и провокаторам, обещающим все проблемы решить мгновенно и всех сразу осчастливить, мудрые украинцы знают цену. К сожалению, очень часто эта цена оплачивается кровью и слезами.