Статьи

Под огнём горы Карачун. Военно-полевые заметки из воющих городов Донбасса

В переднем окне маршрутки — картонная табличка, от руки написано: «Славянск». Старый ПАЗ прибыл в Краматорск из осажденного города — заполненный. Желающих уехать отсюда в Славянск — почти нет. За час набралось пять человек…

Несколькими днями раньше была возможность опробовать другой маршрут, из Барвенково. В автобусе, который следовал из Харькова в Красноармейск, я по разговорам определил «своих» — тех, кому нужно попасть в Славянск. Девушка Валя возвращалась домой: живет в микрорайоне Химик, уезжать из родного города не собирается. Рассказывала о каких-то друзьях или знакомых, записавшихся в ополченцы. «Когда-то же это закончится», — успокаивала себя, смиренно улыбаясь. А потом деловито консультировала женщину из Симферополя, которая ехала в Славянск забирать старенькую мать: «Ее можно пристроить на первых порах в лагерь для беженцев, в Купянском районе». Валя — в теме, потому что кто-то из ее домашних занимается вывозом беженцев…



Многие из нас в эти дни пытались попасть в осажденный город с такой же целью: помочь выбраться пожилым родственникам. (Вскоре появились информационные сообщения об освобождении 20-летнего жителя Курска Николая Крылова, которого украинские военные объявили российским наемником. Бывший курсант Краснодарского авиационного училища ехал в Славянск, чтоб вывезти оттуда бабушку и дедушку своей невесты. Но Крылова «подвел» российский паспорт — на украинском блокпосту молодого «боевика» обезвредили…)

В Барвенково моих попутчиц ждала «газель»: водитель знал безопасный путь в Славянск. Можно было составить им компанию, но я все же решил заезжать туда со стороны ДНР. Ведь Краматорск — это такой город, на окраине которого ты, глянув в окно автобуса, остановившегося на блокпосту, видишь того самого Бабая, Александра Можаева. И продвинутая часть пассажиров оживляется, узнав его. А на центральной площади ты видишь изображение Бабая на огромном билборде…

Мужики на краматорском автовокзале громко обсуждают утренние авианалеты. Досталось с воздуха Дружковке, которая в двадцати минутах езды от Краматорска. Основательно бомбили Горловку.

Горловка — родина русского философа Александра Панарина, предсказавшего и борьбу условного Юга (Востока) и Севера (Запада), и «стратегическую нестабильность в XXI веке», и «народ без элиты: между отчаянием и надеждой», и «либеральных носителей «эдипова комплекса». Всё потихоньку сбывается здесь, в Донбассе. В Горловке за панаринский условный Юг (Восток) представительствует знаменитый ныне Игорь Безлер. Украинские военные и пропагандисты зовут его «Бес». Философ Панарин не согласился бы с ними…

Доносится уверенный голос наиболее информированного рассказчика: «В Горловке один самолет завалили. Летчика взяли, допрашивают…». Затем разговор переключается на дружковскую бомбежку. Целили в бывший пионерлагерь — непонятно зачем. Нанесли бомбовый удар по очистным сооружениям — понятно зачем. Славянск уже обезвожен и обесточен — теперь дошла очередь до окрестностей. Через несколько дней окажется, что и в спокойном Краматорске — «не всё так однозначно». Незадолго до перемирия украинская артиллерия обстреляет центр города. Шокирующее видео с разорванными телами мирных жителей на улице Шкадинова будут удалять из Ютуба с «охранительными» формулировками. А во время перемирия снаряды угодят в жилой дом на Дворцовой и в фильтровальную станцию.

Надо сказать, что военные успешно борются с водоочистными сооружениями и насосными станциями. Украинская пропагандистская машина периодически сообщает о кознях «террористов», которые, якобы, не дают ремонтным бригадам устранить аварию, обстреливают их… Явный алогизм этой версии не смущает информационную обслугу АТО. Ведь значительная часть украинских граждан охотно верит в то, что ополченцы лишили себя воды и света.

«Сейчас поедем — больше ждать не будем», — говорит водитель маршрутки своим пяти пассажирам. На этом направлении обычные рейсы отменены. Автобусы из Краматорска в Славянск и наоборот курсируют полулегально, в «военном режиме»: водители возят длинным, но безопасным маршрутом. Обычный путь из Краматорска в Славянск через Ясногорку и Черевковку занимал 20-30 минут. Но эти топонимы теперь фигурируют в сводках боевых действий. Сейчас маршрутки следуют окольными путями, через села и поселки — дорога занимает два часа. Проезд обходится в 30-40 гривен (в зависимости от количества пассажиров), а раньше стоил «пятерку».

Кто-то из местных рассказывает о более удобных вариациях нового маршрута. Но водитель бодро отсекает: «Экспериментировать не будем. Фарватер проверен». Слово «проверен» звучит обнадеживающе. Тем более, что из Славянска сообщили: уже обстреливают.

Путь получается «многослойный». Чередуются блокпосты ополченцев и украинских войск. Частный сектор с обильной несобранной черешней. Поля с аккуратными бочкообразными стогами люцерны. Проселочные дороги. Защитные насаждения. Водоемы, рыбаки. Индюшиное хозяйство. «Краматорское море». Кто-то из попутчиков тихонько переговаривается: Карачун мы огибаем с безопасной стороны…

В начале июня поэт Светлана Кекова прислала новое стихотворение о том, что происходит здесь и сейчас (или везде и всегда). Написано еще до многочисленных июньских артобстрелов, унесших жизни нескольких маленьких детей. Выученные наизусть стихотворные строки о Карачуне уже совсем иначе воспринимаются во второй декаде июня, между инаугурацией Порошенко и перемирием:

Под ярким солнцем горят серпы,

на лезвиях — кровь и пот,

и в чистом поле стоят снопы,

и каждый из них — народ.

И каждый — в лучшей своей поре,

и лечь под серпами рад…

Созрели на Карачун-горе

и смоквы, и виноград.

Срезает Ангел за гроздью гроздь,

лавиной идёт огонь.

Спаситель распят, и новый гвоздь

вбивают в его ладонь.

Настиг нас, грешников, час такой,

такая пришла пора,

что горе, льющееся рекой,

блестит, как вода Днепра.

Тут тебе — и библейские смоквы и виноград (соответственно символы мира и жизни), и гора смерти с ее минометными и артиллерийскими «дарами». Стихи, в которых срезанные Ангелом грозди винограда перетекают в залпы «Града»…

Подумалось еще вот о чем. Во время так называемой АТО написано немало пронзительных и гневных стихотворений на происходящее в Одессе, в Донбассе… Мне известны лирические отклики Юнны Мориц, Светланы Кековой, Олеси Николаевой, Алексея Пурина на происходящее. А вот те российские либеральные литераторы, которые зимой приветствовали скачущий Майдан коллективным письмом?.. Кто-нибудь из них сказал о четырехлетнем Арсении и его маме Елене, не успевших укрыться во время минометного обстрела? «Не всё так однозначно…» — в привычной манере возразит «прогрессивное человечество». И начнет рассуждать о том, кто первый начал и чьи это мины… И о том, как террористы прячутся в населенных пунктах за спины мирных жителей… Но дело в том, что в этом случае всё — очень даже однозначно. В поселке Голубовка, где жили Арсений и Елена, никогда не стояли ополченцы. И мины прилетели с Карачуна…

…В поселке Былбасовка нацгвардейцы проверяют паспорта у мужчин. Здесь в начале июня задержали журналистов телеканала «Звезда» Андрея Сушенкова и видеоинженера Антона Малышева как «шпионов».

От местных услышал такую историю. Весной, еще до минометных и артиллерийских обстрелов, на Былбасовке нацгвардейцы заходят в дом к старушке, просят чаю. Она спрашивает: «Сахар?» В ответ украинский вояка выплескивает чай в лицо хозяйке и злобно рявкает: «Цукор!»

Автобус въезжает в Славянск. Пустующий железнодорожный вокзал. Рядом с привокзальной площадью — Александро-Невский кафедральный собор. Карачун близко — храму постоянно достается от военных. Ополченцев здесь не видно. А собор видно хорошо. Его обстреляют несколько дней спустя. Потом повторно — уже во время перемирия… И «щедро» добавят под занавес перемирия: 29 июня, в воскресенье, во время литургии. Прицельным выстрелом с Карачуна уничтожат привокзальный хлебный киоск.

Вспоминаю, как два года назад мы приехали в Славянск с литературным критиком и журналистом Павлом Крючковым. Возвращались из Святогорска, до отправления поезда оставалось два часа. Павла удивляло и радовало всё: близость Александро-Невского собора, клумбы с огромным количеством роз, базарчик с местными керамическими изделиями, отремонтированное (к Евро-2012) здание вокзала. «Славянск — родина Слуцкого», — этого сообщения было достаточно, чтоб Крючков согласился галопом осмотреть город, проехать маршруткой до Славкурорта, к озерам… Накануне в Харькове он представлял свою программу «Звуковая литература», включал записи с голосами русских поэтов. Звучал и голос Бориса Слуцкого: «И мрамор лейтенантов — / Фанерный монумент — / Венчанье тех талантов, / Развязка тех легенд. // За наши судьбы (личные), / За нашу славу (общую), / За ту строку отличную, / Что мы искали ощупью».

В Славянске не мог родиться, к примеру, Давид Самойлов. Здесь должен был появиться на свет именно Борис Слуцкий. Его 95-летие не отмечалось на Украине. Потому что этот русский поэт, автор стихотворений «Кельнская яма» и «Как убивали мою бабку?..», чужд и противопоказан нынешней Украине. Ей и собственно Славянск чужд и противопоказан. Киевская власть продемонстрировала это, дав отмашку артобстрелам и бомбежкам города. В день рождения Слуцкого (7 мая) ополченцы защищали его родной Славянск от карателей нового типа. А к исходу июня многие местные жители могут рассказать свою историю: «как убивали мою бабку».

За окном маршрутки промелькнул ДК железнодорожников. На здании — большие отметины от снарядов или мин. На крыше — красный флаг. Осажденный город живет по Слуцкому: «Мы окопов ваших не строим. / Мы не ходим державным шагом. / Не роимся вашим роем / Под развернутым вашим флагом».

На подъезде к автовокзалу — разбомбленная торговая точка с броской вывеской «Место для жизни»…

В этот день артиллерия и минометы украинских войск отработали по центру Славянска: городская больница, роддом, жилые дома…

От позапрошлогодней экскурсии по Славянску с Павлом Крючковым осталось множество снимков. Он спешил запечатлеть сохранившуюся старину и уходящую натуру. Воскресенский храм на берегу Вейсова озера (здесь останавливался и служил Иоанн Кронштадтский) фотографировали из автобуса — время поджимало, выйти не успевали. «В следующий раз…»

Два года спустя, 19 июня, этот храм обстреляли с Карачуна. Погиб сторож.

Церкви Славянска часто попадают под обстрелы борцов с «террористами».

«Сука православная!» — такие слова в разгар февральских политических противостояний адресовал Петр Порошенко своему коллеге по парламенту. В Славянске эту «крылатую фразу» теперь часто цитируют в другой связи…

На следующий день после президентских выборов военные «набросили» мины на микрорайон Артема: погибла женщина возле храма Державной иконы Божией Матери. На Троицу был обстрелян Свято-Духовский храм — в самом центре Славянска. 16 июня мишенью стал храм святого Серафима Саровского на Черевковке.

Местные жители негодуют: «Как только Порошенко выбрали президентом, фашисты совсем озверели. Город безжалостно уничтожают». Те, кто пережил многочисленные артобстрелы, уже не делают различий между военными, «правосеками», нацгвардией. В городе — наши, вокруг него — фашисты…

Между тем Юлия Латынина рассуждает (из Москвы, разумеется) о Славянске: «Вопрос: если на крыше жилого дома размещен зенитный комплекс, кто виноват в том, что этот дом обстреливают? Ответ: тот, кто разместил комплекс». Вот только на куполе церкви зенитный комплекс разместить невозможно… Да и на крышах жилых домов Славянска я ничего подобного не замечал.

Также можете посмотреть все новости Украины за сегодня

Источник

По теме:

Комментарий

* Используя эту форму, вы соглашаетесь с хранением и обработкой введенных вами данных на этом веб-сайте.